События, о которых пойдет речь в этом видео, считаются совершенно уникальными в задокументированной истории серийных убийств, когда-либо совершенных в мире. Не менее 162 погибших за 18 лет, 3 самоубийства к концу процесса, 28 осужденных преступников и 3 казни.
Тисазуг — это ландшафт в виде треугольника посреди Великой равнины, расположенный между реками Тиса и Кёрёш. Еще 100 лет назад в этом районе располагались более мелкие деревни и города, население которых не превышало три тысячи человек. Убийства, о которых пойдет речь дальше, предположительно охватили все населенные пункты, но в первую очередь были связаны с Тисакуртом и Надьревом.
Деревни эти были тихими и неприметными местами. Все жители знали друг друга и мирно сосуществовали в общине, однако главной проблемой поселения было отсутствие постоянного врача. Все изменилось в 1911 году, когда в деревню приехала женщина по имени Жужанна Фазекаш — акушерка с туманным прошлым, чей муж исчез при невыясненных обстоятельствах. И именно с этого момента начинается пугающая и безумная история отравительниц, которых в народе прозвали мышьяковые женщины Тисазуга.
Серия убийств, основанная на реконструированных впоследствии фактах, продолжалась в регионе около 18 лет с 1911 по 1929 год. Первый доказанный случай отравления произошел в 1911 году в Надьреве, когда Лайош Такач, страдавший параличом спинного мозга, был убит своей женой мышьяком. В то время у властей не было причин подозревать что-либо, поэтому они не стали проводить расследование. Однако очень мало объяснений тому, почему после подозрительных смертей и перешептываний в деревнях прошли годы, прежде чем были произведены первые аресты. Но давайте сначала.
Все знают, что официально продаваемая бумага от мух заведомо убивает садящихся на нее насекомых, но мало кто задумывался, что при замачивании в воде или молоке из нее может выделяться большое количество мышьяка, которого достаточно, чтобы убить человека. А вот упомянутая выше Жужанна Олах Фазекаш Гюлане об этом знала.
Однажды случилось так, что акушерка сидела на краю кровати больного. Поскольку ее раздражали летающие вокруг мухи, она попросила у родственников пациента бумагу от мух, которая показалась ей неэффективной, поэтому она облила ее водой. Когда это не сработало, она замочила бумагу от мух в молоке. Тогда она заметила, что котенок нюхал мышьяковое молоко полное мух. На следующий день, когда она пришла к больному узнала, что котенок умер.
Она незаметно набрала мух и, придя к своему дому, высыпала их цыплятам. Один цыплёнок съел мух и вскоре умер. Этого было достаточно, чтобы в голове Жужанна начал зарождаться зловещий план. Но для полной уверенности она провела еще один эксперимент над собакой дав ей выпить воды после замачивания в ней бумаги для мух. Собака, естественно тоже умерла.
Убедившись, что это работает, она сделала еще немного такой воды, вернулась к больному и напоила его. Он умер. Семья плакала и скорбела, но была рада, что Бог помог им таким образом. Теперь акушерка чувствовала себя хозяином жизни и смерти, обладателем гениального изобретения. В течение многих лет, возможно, десятилетия, она хранила его секрет, пока однажды ей не представилась возможность использовать его с пользой.
Венгрия 1910-х годов была местом политических баталий, кромешной бедности и отсутствия возможностей для женщин. Большинство браков заключалось по договоренности — девочки-подростки выдавались замуж за взрослых мужчин, выбранных для них их семьями. Женщины не имели права голоса, а развод не был законным даже в случае насилия в семье, поэтому большинство местных жительниц фактически находилось в плену у своих деспотичных и нелюбимых мужей.
С началом Первой мировой войны практически все мужское население Надьрева отправилось на фронт, а вскоре неподалеку от деревни был образован лагерь для военнопленных. Оставшиеся без своих мужей, женщины впервые почувствовали свободу, и очень скоро большинство из них завело романы с плененными иностранцами. Это привело к росту нежелательных беременностей, и для того, чтобы скрыть факт адюльтера, местные жительницы стали обращаться к Жужанне Фазекаш, которая делала подпольные аборты. Деятельность акушерки не осталась незамеченной — ее не раз судили за проведение незаконных абортов, однако каждый раз ей удавалось избежать наказания, поскольку она являлась единственным человеком с медицинским образованием на всю деревню. Одновременно с этим рос и ее авторитет — благодарные женщины видели в новой жительнице Надьрева спасение и путь к лучшей жизни, а этот период стал для них настоящей революцией.
После окончания войны некоторые мужчины вернулись в деревню, но уже совершенно иными людьми — одни страдали от посттравматического синдрома, который на тот момент еще не был признан реальным заболеванием, другие получили серьезные травмы, а третьи стали еще более жестокими и агрессивными по отношению к женам. При этом из кормильцев большинство мужей жительниц Надьрева превратились в иждивенцев, что положило конец недолгой свободе и вновь затянуло женщин в водоворот рутины и ненавистного быта.
Поскольку жительницы деревни привыкли делиться своими личными переживаниями с Жужанной, они вновь обратились к ней за советом после того, как мужья вернулись с фронта, но внезапно акушерка предложила нестандартное решение проблемы. Фазекаш рассказала женщинам о растворе мышьяка, который она готовит, используя липкую ленту для ловли мух — в Надьреве, регионе с отсутствующей инфраструктурой и острой нехваткой надежных источников воды, отравление мышьяком казалось идеальным преступлением. Фазекаш начала убеждать женщин травить своих мужей, обещая им, что ее раствор не обнаружится в организме — вскоре она наглядно продемонстрировала действие яда, отравив одного из жителей деревни. Его смерть ни у кого не вызвала подозрений, и это положило начало череде массовых убийств — женщины подливали ядовитый раствор в еду и напитки своих благоверных, а после представляли все как несчастный случай, раз за разом избегая наказания.
Впрочем, вскоре Жужанна стала убеждать жительниц деревни в том, что не только их мужья отравляют им жизнь — акушерка утверждала, что свободе препятствовали и сыновья, рожденные в несчастливых браках, и больные отцы и матери, требовавшие ухода и внимания. Подобная агитация привела к тому, что женщины стали массово травить все мужское население и больных стариков Надьрева, для них яд был ответом на их страдания. Нескончаемая череда смертей полностью окутала Тисазуг.
Но сколько веревочке не виться, конец все равно будет. Так примерно в 1924-25 годах, королевская прокуратура призвала деревенские власти и жандармерию расследовать случаи внезапной смерти. Тогда в поле зрения попали дела Кароля Холибы, Михая Беке и Иштвана Сабо. В октябре 1924 года семейный врач Кароля Холибы, заметил, что тот скоропостижно скончался через несколько дней после лечения. По его мнению, бронхит, от которого его лечили, не мог стать причиной его смерти, поэтому он сообщил об этом в жандармерию и прокуратуру. Однако жандармерия не смогла найти свидетелей, которые бы подтвердили этот случай, и вскрытие тела не проводилось. Отметим, что к 1920-м годам эксперты и врачи уже хорошо знали, как обнаружить отравление мышьяком, поэтому можно с уверенностью сказать, что проведение вскрытия Кароля Холибы могло спасти многие жизни в Тисазуге. В ходе расследования, начавшегося много лет спустя, тело мужчины было эксгумировано 22 июля 1929 года, и согласно заключению экспертов, предоставленному Национальным венгерским королевским химическим институтом, даже образцы почвы над и под гробом Кароля Холибы содержали мышьяк, такое большое количество яда попало в его организм.
Расследования не дали результатов, поэтому все больше и больше людей обращались к Жужанна Фазекаш, а женщины только укреплялись в своей вере в то, что они могут безнаказанно продолжать свою «благословенную» деятельность.
Время шло и первой, кого арестовали по подозрению в убийстве, была Анна Себок. Досадуя на свою лежачую мать (которая раньше содержала себя попрошайничеством, несмотря на то, что владела собственным виноградником) и рассчитывая унаследовать землю, Анна купила мышьяк, намазала его на хлеб с вареньем, накормила им мать и отправилась в ближайший лес для сбора благовоний. К тому времени, как она вернулся, старуха была мертва, и они с дочерью решили бросить ее тело в Тису. Но погода им не благоволила. На район опустился сильный туман, две женщины, несущие покойную, заблудились и были вынуждены вернуться в свой дом. Только на рассвете следующего дня они смогли осуществить свой план. Тело дрейфовало по реке до Ксонграда, где его выловили из воды в сентябре 1925 года. К несчастью для отравительницы, главный нотариус Чибахазы также присутствовал при этом инциденте и сразу узнал в покойной Антал Андрашне, мать Анны Себок. Сначала она отрицала, что убила свою мать, но когда жандармы на допросе(чтобы дать представление об условиях того времени) попытались положить ее руки на горячую железную плиту раскаленной печи, чтобы добиться признания, она во всем призналась. Суд приговорил её к смертной казни, но в итоге заменил приговор на пожизненное заключение.
Несмотря на то, что Анна и ее дочь заявили, что получили мышьяк от других женщин на рынке, власти отнеслись к убийству как к единичному случаю и не стали расширять расследование.
В это же время следственный судья по делу Анна Себок получает анонимное письмо, в котором неизвестный рассказывает об отравлениях, совершенных другими женщинами Надьрева. Следственный судья направляет письмо заместителю председателя прокуратуры, который оценивает его как донос и направляет муниципальному судье Надьрева. Однако компетентный следственный орган его не получила, и расследование не было начато. Мировой судья закрыл дело через 10 дней с сообщением, что ничего выяснить не удалось.
Отравления продолжались, и в маленьких закрытых общинах Тисазуга все чаще проявлялись скрытые эмоции и подавленные инстинкты. Женщины в черных платках ходили на похороны группами, а еще был случай, что две женщины поссорились на местном рынке из-за того, кто и как убил одного из членов их семьи. Однако молчаливое согласие населения на произходящее не могло длиться бесконечно. Шепот становился громче каждый раз, когда Жужанну Фазекаш вызывали навестить новорожденного или больного, и все знали, что произошло, когда несколько дней спустя семья отправилась на кладбище.
1929 год, наконец, привел к ответственности, но, оглядываясь назад, особенно учитывая слухи об убийствах, распространявшиеся среди общественности, должны были заставить власти шевелиться гораздо раньше.
В апреле 1929 года в Королевскую прокуратуру в Шольноке пришло три анонимных письма. В письмах сообщалось о трех женщинах из Надьрева с очень серьезными обвинениями в том, что
Одна из них отравила своего мужа, другая мужа и ребенка, а третья ребенка. Прокуратура серьезно отнеслась к жалобе, содержащей столь специфическую информацию, и поручила расследование жандармерии, которая выяснила, что письма были отправлены неким Ласло Рачем. Однако, поскольку других доказательств обнаружено не было, против него было возбуждено уголовное дело по ложному обвинению.
Смерти и связанные с ними слухи также появились в средствах массовой информации того времени. 9 июня 1929 года Ласло Никос уже в газете писал о слухах о массовых отравлениях в Тисазуге и упомянул, что отец Ласло Сабо, Михай Сабо, был убит в Тисакурте. После публикации статьи жандармерия сообщила о Никосе в патруль, но, поскольку он не смог предоставить четкую информацию, а названная женщина отрицала убийство, против Никоса было возбуждено дело о клевете.
10 июня 1929 года жандармерия в Тисакурте также получила анонимное письмо. Автор письма — предположительно после газетной статьи — обвинил чету Мадараш, также из Тисакурта, в отравлении, которое было еще в 1925 году. Тогда командир жандармерии, сам начал расследование и после допроса Ласло Никоса узнал, что анонимное письмо пришло от г-жи Матиас Биро, жительницы Тисакурта. Она подтвердила то, что она написала в своем письме, и добавила, что она знала, что яд был куплен у акушерки, Балинтне Чордаш, в Тисакурте, которая в свою очередь получила его от Жужанны Фазекаш. Жандармы задержали чету Мадараш, которые быстро признались в убийствах. После признательных показаний были арестованы Чордаш и Фазекаш.
Ситуация обострилась в считанные дни. Жандармерия и прокуратура были завалены анонимными письмами, на основании которых перед властями стала вырисовываться жуткая картина, которая, помимо того, что была ужасающей, еще и опухла до такой степени, что ее невозможно было замести под ковер. Янош Чашар, командир жандармерии, приказал провести широкомасштабное расследование и поручил его двум своим лучшим людям. На основе полученной информации становилось все более очевидным, что в конце всей этой вереницы убийств стоит одна женщина, госпожа Жужанна Фазекаш, поэтому жандармы прибегли к хитрости и освободили ее из-под стражи, чтобы тайно следить за ее контактами. После продолжительных допросов, например, только 15 июля 1929 года, были допрошены аж 17 женщин из Надьрева, и после все новых и новых признаний и инкриминирующих заявлений, утром 19 июля жандармы отправились за госпожой Фазекаш как за главной подозреваемой в убийствах. Однако ее так и не вернули в тюрьму. Она в тот день была во дворе у ворот, и когда в конце улицы показался патруль, поняла, что они идут за ней. Она выпила заранее приготовленный раствор, и к моменту вызова врача был уже мертва.
Расследование продолжалось с большой силой, и к августу 1929 года уже было задержано более 40 женщин. Выяснилось, что Жужанна Фазекаш продавала мышьяк за деньги, но были женщины (такие как Балинтне Чордаш и Ласло Сабо), которые передавали смертельные дозы за жир или масло. Всего в Надьреве и Тисакурте было эксгумировано 162 тела, но, судя по показаниям, число жертв составило не менее 300 человек.
Число преступлений, привлекших огромное внимание даже иностранных СМИ росло, и власти решили, что не будут расширять расследование, чтобы избежать еще большего общественного возмущения, поскольку было собрано достаточно доказательств, чтобы привлечь виновных к ответственности.
Из-за большого количества обвиняемых (первоначально их было 31, но трое из них покончили с собой после ареста) было проведено 12 отдельных судебных процессов (в общей сложности обвинения были предъявлены 28 лицам, из которых только двое были мужчинами). В трех случаях смертный приговор был приведен в исполнение (Михалина Кардош Сенди Мария отравила двух своих мужей и сына, а Чордашне и Ласло Сабо были признаны виновными в смерти, по меньшей мере, восьми человек), одиннадцать получили пожизненные сроки, двое — пятнадцать лет, один человек — десять лет, еще двое — восемь лет, а последний осужденный — пять лет. Было вынесено шесть оправдательных приговоров, а в двух случаях обвинения были сняты. При вынесении всех приговоров суд учел, что перед смертью жертвы наверняка подверглись ужасным пыткам, поскольку последующие вскрытия показали, что им, возможно, были введены огромные дозы яда. Даже один миллиграмм мышьяка приводит к смерти, но, например, в теле одного мужчины было обнаружено девять миллиграммов мышьяка, а в теле Иштвана Сабо — двенадцать миллиграммов. Оглядываясь назад, можно сказать, что женщины не знали о реальном воздействии мышьяка и были ошибочно убеждены, что медицинская наука не может обнаружить его после смерти.
Закономерно возникает вопрос о том, что послужило мотивом для большого количества убийств. Ответ кроется, прежде всего, в жертвах.
Больные новорожденные, пожилые люди, нуждающиеся в уходе, инвалиды, ветераны вернувшиеся домой с Первой мировой, были не более чем обузой для семьи. Они не работали, они не приносили прибыли, но о них нужно было заботиться, ухаживать, кормить и одевать. Все это отнимало личное время и деньги. Женщины эти были самыми беспощадными среди суровых людей, живших в закрытых деревнях Великих Равнин.
Убийства также имели эффект контроля над рождаемостью. Богатство семьи в первую очередь определялось землей, поэтому раздел земли между многочисленными детьми — путем последующего наследования — приводил к обнищанию, которого все хотели избежать. Поэтому было очевидно «взять на себя ответственность» с помощью акушерки еще при рождении. Земля играла важную роль в мотивах убийства молодого поколения. Во многих случаях именно наследство толкало их на убийство своих отцов, матерей или старших братьев и сестер, чтобы остаться единственными владельцами семейной земли.
Алкоголь подпитывал подавленную агрессию безработных мужчин, проводивших большую часть времени в пабах, поэтому уровень домашнего насилия также был очень высок. В условиях того времени развод считался позором, что влекло за собой довольно сложный юридический процесс, поэтому женщины выбирали другое решение. То же самое было и с убийствами по любви — развестись было сложнее, чем купить немного мышьяка на рынке. Плюс ко всему многочисленные любовные треугольники и убийственный антагонизм.
Таков был рассказ о мышьяковых женщинах Тисазуга, и он явно неполный. К сожалению не все организованные убийства были раскрыты, и, предположительно, в этом районе проживало больше женщин, подобных Жужанне Фазекаш.
Все это безумие – это страшная правда, в которой нет ценности человеческой жизни. Если он бесполезен для меня, он должен погибнуть – вот каков был их девиз. Ничто, никакие обстоятельства, не могут оправдать убийство. Социологические аспекты событий, происходивших в Венгрии в 1920-е годы, не менее важны, чем их криминальное значение, но ни у кого не должно быть сомнений в том, что виновные совершили тяжкие преступления. Они методично и без угрызений совести убили сотни людей.
